7
Анна сидела на краю ванны, насквозь мокрая. Её била мелкая дрожь. Несколько минут назад она пыталась утопиться. Чтобы не сработал их вариант автокатастрофы. Простая мысль, что влияния её отца хватит на розыгрыш другого варианта «трагедии», не пришла ей в голову. Но оказалось, что утопиться – это очень сложно. Много сложнее, чем казалось на первый взгляд. Ей было страшно и очень плохо. Но умирать она больше не собиралась. Это больно и гадко – умирать. Анне вдруг страстно захотелось жить. Где угодно, хоть в Некрозории. Она попыталась сообразить, что же можно предпринять для своего спасения. В висках глухо пульсировала кровь. «Рыбья, холодная кровь», – вспомнила Анна ещё одно определение некров. Смешно и странно. В детстве она не понимала, в отрочестве – боялась, а позже просто не замечала. Да, это было рядом. Время от времени об этом говорили в новостях, выходили статьи и фильмы. Но все это было так далеко от неё. От той жизни, которой она жила. И, естественно, это могло произойти с кем угодно, только не с ней. И вот произошло. Ни проститутка, ни нищенка, ни наркоманка… Когда Анна пыталась изгнать из себя жизнь, то очень остро поняла, как всё-таки ей дорожит. Желание жить оказалось много сильнее всех её глупых мыслей о невозможности существования. Она лихорадочно соображала. Надо было выбраться отсюда. Из закрытой ванной. Форточка! Эврика! Дизайнеры, наверное, решили, что маленькая круглая фрамуга в ванной комнате украсит интерьер.

Правда, окошечко было под самым потолком и совсем крохотное. Но попробовать стоило. Кроме того, у неё просто нет другого выхода, а попытка выбраться из этой дурацкой ванной гораздо полезнее бессмысленных переживаний.

Балансируя на краю раковины, Анна попыталась дотянуться хотя бы до краешка фрамуги. Это ей не удалось, всё-таки фрамуга была достаточно высоко. И Анна решила, что переоценила свои силы. В другой раз и в других обстоятельствах она вряд ли стала бы пытаться вновь.
Но теперь у неё просто не было другого выхода. Из этой ванны было два пути. Более реальный — через дверь, и далее … Ей не хотелось думать о том, что далее. И второй. Через маленькое оконце под потолком.
Наконец, Бог знает, в который раз подпрыгнув на раковине и чудом не сорвавшись, она уцепилась за декоративный выступ на краю фрамуги. Молясь о том, что бы он выдержал вес её тела, Анна украдкой бросила взгляд вниз. Что только не делают с человеком чрезвычайные обстоятельства! Ей удалось подпрыгнуть на приличную высоту. Ей даже страшно было думать о том, что, возможно, придётся прыгать или падать вниз. Больше она старалась вниз не смотреть. Мокрые руки скользили по поверхности выступа. Девушка провисела на фрамуге не меньше полминуты, пока не отдышалась. Панический страх подгонял её вперёд и, сделав над собой усилие, Анна подтянулась к окошку поближе. Оно оказалось очень узким, с пола ей почему-то казалось, что она без труда туда протиснется. Теперь было очевидно — в халате она явно в окно не пролезет. Тогда Анна, как ей самой показалось, сделала невозможное и совсем нелогичное. Она опять повисла на руках, и, балансируя то на одной, то на другой руке, стянула с себя халат и запихала его в открытое окно. Тот комом шлёпнулся где-то по ту сторону, издав характерный чавкающий шлепок. Анна попыталась протиснуться в окошко. Сначала рука, плечо, потом голова. Осталось самое серьёзное. Она представила, как будет выглядеть, если застрянет здесь, как пробка. Со стороны ванной две ноги и на улице то, что удалось просунуть в окошко. Она чувствовала, как края рамы обдирают кожу с её бёдер, но пути назад не было. На глаза навернулись слёзы, но Анна, подбадривала себя, вспоминая старую сказку об игрушечном медвежонке, который застрял в норе.

На улице стоял пасмурный день конца октября. «Я, наверное, замёрзну», – пронеслось у девушки в голове, прежде чем её тело мягко приземлилось возле халата. Мокрый халат на голое тело. Вот и весь гардероб. Подранные о раму бёдра саднили. Анна сняла с руки личный информарий. Тот тихо попискивал, сообщая, что, во-первых, на её имя пришло уже шесть голосообщений, которые он готов воспроизвести, во-вторых, она слишком возбуждена и ещё какую-то глупость насчёт давления и температуры тела. Цифры были слишком далеки от правдоподобных. Наверное, она его повредила, когда вылезала из окна. Девушка, не задумываясь, сняла прибор и зашвырнула в окно, из которого только что выбралась. Судя по звукам, тот плюхнулся, скорее всего, в ванну. Анна усмехнулась. Аллегорично – концы в воду. Вот так – теперь все связи оборваны. Анна кинула прощальный взгляд на окошко. Расстояние от форточки до кафельной дорожки палисадника, на которой она сейчас стояла, было метра три, не меньше. Она чудом не разбилась.

Городской дом её семейства выходил главным фасадом на набережную залива, а другой стороной примыкал к палисаднику, который, в свою очередь, соединялся калиткой с парком, разбитым возле парламентского центра. С залива дул не сильный, но пронизывающий до костей ветер. Особенно он стал заметен, когда она подальше отошла от защищающего дом погодного купола. Анна с горечью и какой-то тоской вспомнила как летом поднималась по ступенькам парламентского центра. Кажется, тогда кто-то из охранников раздевал её взглядом. Интересно, что бы он сейчас сделал, увидев её босиком и в этом мокром халате.

Анна ещё не думала, куда она может пойти в таком виде, сейчас она просто была свободна. И это ощущение на несколько мгновений доставило ей истинное удовольствие.

Прививка, Глава 4

8
Был самый конец октября. Ветер уже оборвал остатки листвы с немногочисленных деревьев и теперь пытался гонять их по доступным ему промежуткам. Центр города был уже лет сто прикрыт силовым полем, и осадки на него подавались в строго дозированной форме. Несмотря на отсутствие луж и видимой слякоти, Олег всё равно считал это время года весьма паскудным. Сырость, казалось, забиралась отовсюду. И силовой купол ничуть этому не мешал. Гнилой город. А поздняя осень в этом городе дважды гнилая. Хотя именно в это время года он и появился на свет он и появился на свет. Свой День Рождения, как праздник, он тоже ненавидел. С тех пор, как самостоятельно смог решать, отмечать ли его. Очередной повод напиться для друзей и знакомых – не более. А так сплошные горькие мысли о том, что прожит ещё один никчёмный год на этой земле. Снаружи силового купола снег вперемежку с дождём – холодно, сыро и противно….

На этот раз День Рождения замять не удалось. Коллеги пытались полунамёками сподвигнуть его на всеобщее отмечание и даже приготовили какой-то подарок. Олег даже не стал его разворачивать. Сунул в нижний контейнер стола, и дело с концом. Потом с мрачным видом выставил заветные ёмкости с прозрачной жидкостью, а сам удалился. Коллеги в большинстве своем такого поведения именниника не поняли и обиделись. Колька Петров сразу окрестил его примитивным жлобом, со жлобскими же замашками и лёгким налётом интеллигентности, которая впрочем, с осенними дождями смывается без следа. Интернетов, кажется, даже обрадовался такому повороту событий и со словами: «Нам же больше достанется», стал счастливым обладателем заветных сосудов. Веня слонялся по управлению с видом обречённого человека и совсем не обратил внимания на тирады Кольки на тему: «Какой паразит Копейкин, что так гнусно отрывается от коллектива»…. Раньше Олегу приходилось почти всё время жить чужой жизнью, а за последние четыре года после ухода из Федеральной службы он так и не привык к дням рождениям и коллективным обязанностям их отмечать.

К чему он привык, так это к Марине. Про себя он называл её кривым зеркалом своей души. И вовсе не из-за их отношений. Иначе они бы не встречались так редко. Это нельзя было назвать любовью, хотя именно из-за Марины он ушёл со службы. Но это скорее была последняя капля, переполнившая его чашу терпения – на месте Марины мог быть кто-то другой, или что-то другое. Олег не раз замечал за собой это, по его мнению, дурацкое свойство: долго копить в себе злость и напряжение, чтобы потом, под влиянием, возможно, совсем незначительного случая, выплеснуть все разом. Сейчас его угнетало чувство, что пружина внутри него закручена до предела.

Олег шагал по мощёным улицам центральных кварталов. Над головой шумела и клокотала жизнь. Всеми цветами сверкала реклама, со свистом летели нескончаемые потоки турболётов. «Интересно, — рассуждал Олег, — вот если бы я родился сто лет назад или скажем двести, что бы сейчас делал? И вообще, что было принято в том далёком обществе? Конечно книги, плоские фильмы, — всё это интересно и даёт определённую пищу для размышлений. Но разве по ним можно судить, о чём и как думали предки? Что осталось, скажем, от XX века – дикий, неустроенный, две войны, названные современниками мировыми, изобретение электронного чипа – вот, пожалуй, и всё. Ну, имена писателей, два – три режиссёра и всё. Ну, пожалуй, о XXI несколько побольше. Как никак львиная доля населения и я в том числе, всё же родились в том, уже прошлом веке…».

Сейчас Олег придёт домой. В пустую и стандартную квартиру. Он привык быть один. Сначала одиночество, возможно, тяготило его, а потом он с ним смирился. Оно даже стало ему нравиться. Немногочисленные и случайные посетительницы, скрашивавшие эту пустоту, появлялись здесь время от времени и очень быстро исчезали, не оставляя в душе Олега никакого следа. Олег безошибочно мог определить ту женщину, которой он нужен был не более чем на одну ночь. Более длительные привязанности он не мог себе позволить. Разве что Марина. Но это было совсем другое. Более пяти лет он проработал почти полным нелегалом, будучи федеральным агентом. Такая роскошь, как семья и долгосрочные привязанности, была не только нежелательна, но и практически невозможна. Правда, Олег знавал одного универсала, у которого была семья и даже не одна. Впрочем, это было скорее редкое исключение, нежели правило.

Олег не любил турболёты, хотя неплохо умел с ними обращаться. Его личный старый турболёт чаще стоял в ангаре. Проехаться на воздушке над городом под самым куполом или в метро. Есть хотя бы время подумать… А сейчас ему просто захотелось пройтись. Вот так просто идти куда глаза глядят. Он мог гулять так часами – на ходу гораздо легче думается. Вчера он опять весь день просидел внутри информария. Толку, правда, было мало. Сообщения типа: — «… мерами карантина удалось в значительной мере снизить количество случаев заражения…», — были абсолютно не информативны. А критерий «значительной меры» представлялся вообще весьма неоднозначным. Или — «… способы которыми… НСС, хотя и вынужденные, но весьма эффективны. После их применения случаи укрытия больных резко снизились…». Он просто тонул в потоке абсолютно бесполезной белиберды. И ведь таким отварчиком потчуют любимых сограждан каждый Божий день… Одним словом, факты сплошь известные. Но кое-что уже прорисовывалось: чем Олег больше влезал во все подробности, тем больше понимал, что официальные источники явно недоговаривают. Смутные догадки раскалывали голову. Дело попахивало вселенским обманом. Поэтому сейчас он с удовольствием использовал возможность прогуляться.

Незаметно Олег пересёк границу купола и сейчас как раз поравнялся с оградой какого-то парка, в глубине которого виднелся трёхэтажный особняк. Эта часть города была застроена в XXI веке и считалась фешенебельным районом. Но Олег ни черта не смыслил в современной архитектуре и считал постройки слишком примитивными, хотя и не лишёнными некоторого своеобразия.

И тут его взгляд приковало необычное зрелище: сквозь деревья и кустарники, сбросившие свою листву, он заметил девушку. Наверное, он бы ничего примечательного в ней не увидел, но девушка была совсем лишена одежды. Её тёмный силуэт соблазнительно чётко просматривался на фоне светлой мраморной стены. На мгновение Олег остановился как вкопанный, залюбовавшись чудно сложенной фигуркой, затем мотнул головой, на секунду прикрыв глаза. Когда он вновь устремил свой взгляд туда, где мгновение назад видел девушку, – там никого уже не было. «Померещилось», — устало подумал он не без некоторого сожаления. Вот доработался до чертей. Впрочем, черти были достаточно милые. «Чёрт побери, у меня сегодня всё-таки день рождения! Айда к Марине».

Особняк Марины притаился в старой части города, недалеко от развлекательного центра. Когда-то на этом месте располагалось здание вокзала. Теперь же всю железку в пределах города спрятали под землю. Главным фасадом здание выходило на Загородный проспект, но Олег свернул во двор. Здесь, за резной высокой оградой, совпадавшей с силовым краем купола, благоухал цветочный палисадник. На дворе стояла глубокая осень, а во внутреннем дворике у Марины цвели розы. Электронный привратник без лишних разговоров пропустил Олега. В просторном холле нижнего этажа прохлаждались охранники. Молча обыскав Олега, они пропустили его к своей хозяйке.

В будуаре Марины всё было красным и тёмно-зелёным, повторяя оттенками благоухающий розовый палисадник перед её особняком и даже лёгкий аромат, исходивший и от самой женщины и от предметов, был слегка сродни запаху роз, не очень навязчивый, но чудно оттеняющий обстановку. Всё было продумано до мелочей.

Марина встретила Олега, полулёжа на гелевом матрасе. На ней была воздушная серебристая туника, под которой без труда просматривалось шикарное тело. Неестественно широкие бёдра сходились в узкую, как ножка хрустального бокала, талию. Именно такое сравнение каждый раз приходило Олегу в голову при виде Марининых форм. Бокал с пьянящей жидкостью, который хочется немедля осушить. А потом ему в голову пришла другая мысль: парадокс очень интересного свойства. Заработать эдакие деньжищи на перекрой собственного тела – этим же телом и заработать! Каково. Марина тут поступала более чем разумно, в лучших традициях развития производства. Вложение денег в орудия труда. Истинный профессиональный альтруизм. Олег никогда бы не поверил, что эти формы у Марины от природы. Впрочем, Марина уже давно не зарабатывала денег своим телом. Для этого были девчушки помладше. Себя же она холила скорее в рекламных целях: вот, мол, посмотрите, если мадам такая, то каковы же девочки!

В это время Марина легко, будто её шикарное тело с тяжёлыми бёдрами было невесомым, изящно перекатилась на живот, и болтая в воздухе согнутыми в коленях ногами, приподняла свою хорошенькую голову.

— Олег, яхонтовый мой, что тебе от меня надо?

— Соскучился… — рассеяно ответил Олег

***

— …Вот теперь можно спокойно поговорить. Ты же знаешь, иначе это было бы невозможно, – твёрдым голосом произнесла Марина, доставая сигарету.

Олег тоже закурил, спросив, как бы между прочим:

— Ты до сих пор работаешь на моих старых шефов?

— Копейкин, ты стареешь. Задавать риторические вопросы не твой стиль, – Марина чиркнула большой спичкой о такой же большой коробок, раскуривая тонкую потухшую сигарету, сидевшую в длинном мундштуке. Антикварная штучка.

— Марина, мне нужен доступ к федеральному архиву.

— Полезай в информарий…

— Доступ к закрытому архиву, Марина. К той его части, которая касается некры.

Марина присвистнула и нервно затушив сигарету в хрустальной пепельнице, посмотрела на Олега, слегка поведя своей безупречной бровью:

— А в Австралию тебе, Копейкин не хочется попасть? Или на Луну? – в её голосе было максимум сарказма и максимум же настороженности.

— В Австралию или на Луну — это проще, – спокойно ответил Олег.

— Олег, это практически нереально. Знаешь, что будет с посторонним человеком, получившим код доступа? За одно знакомство с ним сотрут в порошок. Федералы пуще всех своих секретов стерегут только очень важные секреты.

— Прости, Марина. Я просто старею, — Олег наклонился вперёд и устало закрыл лицо руками. — Неделю назад встретил на улице симпатичную девушку и…

— И не смог её закадрить? – Марина явно расслабилась. Всё ехидство в голосе мгновенно улетучилось.

— Да нет. Понял, что она годится мне в дочки. У меня сегодня день рождения.

— Поздравляю.

— Сколько мы знаем друг друга?

— Не стоит называть цифры и дразнить время. С тех пор как ты, рискуя своей задницей, вытащил меня из той дерьмовой переделки, пользуясь служебным положением, я всегда помнила об этом…

— Я заметил… — Олег криво улыбнулся, вспоминая жаркие объятья Марины.

— Олег, неужели ты думаешь, что я расплачиваюсь с тобой своим телом? Тебе на моё тело не заработать, даже всю жизнь меня спасая, – Марина опять взяла сигарету так же эффектно, прикуривая от спички.

— Неужели любовь?

— Нет. Скорее не любовь. Ты, Копейкин, мне интересен. Знаешь, сколько я знала мужиков, сошедших с ума вот из-за этого? – и Марина хлопнула себя по бедру.

— Мильёны их… И неужели все купились на твою модифицированную задницу.

— Во-первых не силиконовую, а самую натуральную. Поверь мне. А во-вторых, не мне тебе объяснять. Задниц, даже таких, офигительное количество. Дело не в заднице, дело – в голове. Наши желания в голове, наши страхи в голове, и вся наша дурь – от неё, родимой. И вот тут, Копейкин, я в тупике. К каждому мужику можно подобрать ключ. Поиметь тело – ерунда. Мужик западает на всё голое и живое…

— Прямо таки на всё?

— Практически. Остальное дело техники и мелочи, не имеющие значения. А вот поиметь его душу. Завоевать его любовь – это искусство. Требующее жертв… иногда.

— Любви нет.

— Есть, Копейкин. Но не для тебя. Этим ты и интересен. Этим ты похож на меня. Я в себе любовь убила – по вполне естественным причинам, и ты сделал то же самое с собой.

— Ты не права… — возразил Олег.

— Я права… Ты не разу не предложил взамен себя.

— Ты не просила, Марина.

— И не попрошу. Мне столько всего предлагали, что я устала от этого, – взгляд Марины опять сделался томным, а движения соблазнительными, и Олег снова поразился, как ловко она умудряется переходить из состояния полной холодности и недоступности в состояние самого желанного объекта. Её бархатные чёрные глаза лукаво скользнули по Олегу и лёгкий кивок головы в сторону кровати не оставил сомнений в том, как они проведут остаток ночи.

Начинало светать, когда Олег вышел из шикарного особняка Марины.
Незаметно для себя он выбрался обратно на набережную. С залива резко дул ветер, и Олег решительно свернул в сторону жилых кварталов. Коробки железо-бетонных конструкций, которые громоздились здесь с конца ХХ века, лет пятьдесят назад снесли, и теперь здесь образовался аккуратный район элитного жилья. Все дома были стилизованы под архитектуру прошлых столетий, и, хотя хозяева пытались придать каждому строению индивидуальность, генеральный архитектор постарался, чтобы все дома смотрелись гармонично с окружающим архитектурным ансамблем.

И тут до Олега долетел до боли знакомый звук. Звук погони. У него на секунду возникло устойчивое чувство дежавю. В голове всплыла картина полугодовалой давности. Женщина с печальными глазами. По его лицу пробежала судорога. На этот раз, правда, убегали босые ноги. Этот шлёпающий звук голых подошв по влажной мостовой вряд ли можно было с чем-то спутать.